Глава 24
Ветер был попутный, погода стояла прекрасная, капитан Джакомо все еще ориентировался в знакомых с детства водах Средиземного моря даже не заглядывая в секретную карту и не пользуясь всеми навороченными приборами, которые я так старательно готовил. И когда серьезно принявшая к сердцу свою новую должность Анна пыталась сделать ему внушение за то, что тот отклонился, по ее расчетам, на полсотни километров к югу от заранее нарисованного на карте маршрута, капитан лишь, теребя седую бороденку, беззлобно посоветовал новоявленному штурману пойти заняться чем-то более подобающим молодой девушке, например — вышиванием. Та, естественно, промолчать на это никак не могла, и вскоре весь свободный от вахты экипаж собрался на палубе, привлеченный громкими воплями и ругательствами на полудюжине распространенных в Средиземноморье языков. Причем выросшая на постоялом дворе Анна знала разнообразных бранных слов как бы не больше, чем старый моряк. Тот, правда, не посрамив многовековых традиций мореплавания, составлял заметно более заковыристые синтаксические конструкции. Опыт, как говорится, не пропьешь…
Однако конфликт грозил зайти слишком далеко, поэтому пришлось вмешаться и разнять сильно увлекшиеся руганью стороны. В результате последовавших далее переговоров получилось достичь следующего компромисса: до Геркулесовых Столпов, то есть до выхода из Средиземного моря капитан Джакомо ведет судно сам, а когда окажемся в открытом океане — в соответствии с получаемыми от Анны данными. Этим соломоновым решением удалось удовлетворить обе стороны. С одной стороны, в знакомых водах какая-то сопливая девчонка не будет указывать опытному капитану куда плыть, с другой — у нее пока есть время потренироваться в прокладке маршрута. В Атлантике ошибаться уже будет нельзя.
На том и порешили. Теперь Анна большую часть дня, да и вечера тоже, проводила на мостике, с наблюдательными приборами, картой и таблицей синусов в руках, демонстративно не обращая внимания на торчавшего тут же Джакомо. Практиковалась в измерении высоты небесных светил, в том числе и во время волнения. И заодно, по моей просьбе, начала составлять астрономические таблицы. Пригодятся впоследствии. Эти занятия так увлекали девушку, что я, привыкший за последнее время к постоянному общению с ней, стал чувствовать его недостаток. Иногда по вечерам приходилось чуть ли не силой отрывать ее от подзорной трубы и секстанта, уговаривая спуститься в каюту для закрепления приобретенных тригонометрических знаний. Благо, отдельное и довольно большое помещение с широкой кроватью позволяло работать с любыми углами…
Занятость подруги ее новым увлечением отнюдь не означала появление у меня кучи свободного времени. Да, специальной функции на судне во время плавания у главы отряда не имелось, кроме как приглядывать за всеми остальными. Однако Джакомо вел корабль по заранее согласованному маршруту, его помощники управляли экипажем, лениво лазающим по мачтам под жарким уже весенним солнцем. Олег, произведенный в капитаны после того, как я, желая избежать недопонимания в рядах свежеиспеченных бойцов, ввел четкие воинские звания, тренировал на палубе свободных от вахты членов отряда, красуясь тремя новенькими, вышитыми золотом полосками на рукавах бригантины. Цадок, сидя в своей каюте, прикидывал, какой доход мы получим, вернувшись с трюмом, полным серебра. А какой — если вместо серебра мы добудем золото. Короче, все при деле, а я, наконец, свободен! Можно усесться в удобном плетеном кресле на кормовой надстройке, в теньке от лениво похлопывающего над головой паруса под номером D-1, с кубком сладкого молодого вина в расслабленно лежащей на подлокотнике руке, прикрыть глаза, ощущая ласковые прикосновения теплого средиземноморского ветерка и вслушиваясь в убаюкивающий плеск волн за бортом… Ага, размечтался!
Свято место пусто не бывает! В образовавшуюся подле меня свободную нишу тут же влез мой новоприобретенный врач. То есть не то чтобы так сразу… Первые два дня гость из далекой Сирии ошарашенно шлялся по кораблю, удивляясь невиданным механическим приспособлениям, необычному вооружению бойцов, непривычной конструкции самого судна. А еще более — звучащему повсюду и по любым, а не только ритуальным поводам ивриту. В отличие от принятой практики в еврейских общинах, где на темы, не связанные с религией, обычно говорили на местном языке. То есть в Алеппо — на арабском. Я же ввел правило, по которому общение на иврите становилось обязательным. В порядке исключение предоставил лишь Джакомо право обращаться на любом, понятном его собеседнику языке. Старый капитан в силу возраста уже был не в состоянии выучить новый язык. У других неносителей иврита проблем с этим языком не возникло. Олег со товарищи достаточно провели в данной языковой среде, чтобы не испытывать затруднений, а Анна, хоть и меньше, зато, обладая особыми способностями к изучению языков, уже болтала на иврите не хуже прочих. Вот и еще одна сторона создаваемой мной новой, по сути с нуля, общины, приведена к общему знаменателю. Еще один отличительный знак пошедших за мной людей.
Но для Иосифа это, понятно, было в новинку. Поэтому первые два дня он и боялся подойти ко мне — не знал, какой из многочисленных вопросов задать первым, тем более что вопросы эти множились буквально на глазах, чем больше тот вживался в происходящее на корабле. Но, систематизировав мощным ментальным усилием свои мысли, достойный ученик Маймонида вцепился в меня, как клещ, и более не отпускал. Заставив не раз пожалеть о повальном здоровье молодого экипажа, лишавшего надежды хоть ненадолго занять корабельного врача его прямыми обязанностями.
— Правда ли, Ариель, что, как поведал в письме мой Учитель, ты ведаешь будущее? — сразу же, как только слегка оклемался, ухватил тот быка за рога.
— Ты же не маленький ребенок, почтенный Иосиф, сын Иегуды! — уклончиво ответил я. — Будущее изменчиво и зависит от наших поступков. Однако есть… тенденции, которые приводят ко вполне предсказуемым результатам…
Запудрить мозги туманными формулировками блестящему философу, к тому же отлично владеющему отточенными поколениями еврейских мудрецов методиками извлечения истины из скорлупы обволакивающих ее слов, разумеется не удалось. Да я и не особо старался, зачем? В общем, уже в тот же день я вкратце рассказал ему свою историю. В отличие от своего более опытного в познании Учителя, Иосиф сразу переварить сказанное не смог и удалился в выделенную ему и совмещенную с корабельным лазаретом каюту. Где и провел безвылазно более суток, так что я уже начал было беспокоиться. Однако, покинув убежище, врач оказался на удивление спокоен, бодр и настроен на конструктивное сотрудничество. А точнее — стал целенаправленно и методично высасывать из меня доступные знания.
Начав, естественно, с глобальных проблем, постепенно, перешел и на практические, в том числе и по своей основной специальности. Если и дальше дело пойдет в таком же темпе, то мне придется гонять в будущее за ответами на специфические медицинские вопросы, так как мой куцый багаж знаний в этой области стремительно таял. Несколько удалось притормозить тягу к знаниям моего спутника, вручив тому черновик учебника по математике, который я начал писать в свободное время, чтобы дать возможность самым способным из своих бойцов пополнять знания самостоятельно. Хотя Иосиф, как и все образованные люди своего времени, в том числе и его учитель, изучал доступные в его время основы математики, в основном — по трудам античных мудрецов в переложении арабских ученых, тем не менее в учебнике было несколько незнакомых ему тем. А следом уже готовился учебник физики, где рассматривались как общие вопросы устройства мира, так и практические задачи, в основном из элементарной механики. Соответствовавшие математическому уровню из предыдущего учебника. Я надеялся, что эти две книжицы займут пытливый ум доктора хоть на некоторое время.
Что меня поражало более всего, как в Иосифе, так и в его учителе Маймониде, не говоря уже о мелком по сравнению с масштабом данными фигур Цадоке, это то, что открывшиеся им знания только укрепляли их веру, хотя, по идее, должно было быть наоборот. При том, что я почти демонстративно не скрывал свой атеизм. Но они видели во всем случившемся лишь Промысел Божий, или как там они еще это называли. И эта особенность средневековой ментальности ставила меня в тупик, оставляя надежду лишь на молодых, с еще не затуманенными долгой учебой мозгами.
За неделю с небольшим такого довольно приятного путешествия, несмотря на слабый, хоть и почти попутный ветерок, достигли Балеарских островов. Тут планировалась небольшая остановка для пополнения запасов воды и закупки свежих овощей и фруктов. На островах правила какая-то арабская династия, оставшаяся еще со времен расцвета халифата, впрочем захиревшая и ослабевшая. Судя по информации, почерпнутой в интернете, буквально через год ее съедят более пассионарные конкуренты. Однако нам эти перипетии местной политики были как-то побоку. Главное — какая-то власть на островах имелась и в порт Пальмы — будущего популярнейшего средиземноморского курорта, можно было зайти беспрепятственно.
